— Разве ты не плачешь? — сказала женщина.
— Тихо, — сказала женщина.
— Бог дал тебе руки, держись за поручень, — сказала женщина.
«Кто она?» — подумал.
«Кто дал мне ее?» — подумал.
«Кто я?» — подумал.
Такие вопросы взволновали. Эти вопросы волнуют многих, но ведь подумал!
И море тихо пенилось у ног. Отбили ручку у чаши моря, поэтому оно волновалось. Но сколько времени прошло, а оно все еще волновается! Не по человеческим меркам.
— Дай-ка закурить…
— Ну, — попыхивая, — ты, — говорит, — дал…
Лежа на теплых камнях, вбирая в себя разность положений солнц, соль стирая с кожи, вдумывал себя в дым. Дунул. Вдумался.
Поднимая глаза (да, покатились), приветствовал нечаянных чаек – в своем небе. Кормил их гирляндами звезд.
— Дуры, чайки! Жить себе ищите!!!
Едва ли чайки понимают… это какие-то не те чайки. Наверное, устали.
На всякий случай оглянулся.
Разве я не такой? Мои говорящие головни заалели на экране паруса. Парус развился, поскольку замыслил ветер — вот так вдруг просто взял меня в тиски своим трепыханием.
— Не дыши, парус!
— Воздуха, парус?
Три.
Но я все не возьму в толк, и кому нужны эти угли?
Снова звонят, но это не музыка. Это в ушах, если пространство ограничено. Или если туннель с дырами. Или если мидии в ванной. Или если. Лама савахвани. Или если что-то похожее.
И пошли с Богом. Каждый со своим.
Наступал вечер, и звезды уже так не грели, как днем. Опустел пляж, и звезды уже так не грели, как днем. Под ногами шуршали песок и раковины, и звезды… Уже. Молча топая, необходимо пришли к постою, к своему месту ночлега.
На всякий случай оглянулся.
На всякий случай оглянулся.
Ну я же говорю, на всякий случай!
Вероятность встреч с любимыми (не расставайтесь) простозаврами увеличивалась с каждым вечером на новый порядок. Даже не смотря на то, что сгущение молочной тьмы предполагает их (об)наличие. Мое положение становилось завидным…