эпидуральная анестезия лучшее чувство для веников. живчик, говорят ему, и он идет барсукам навстречу. в скафандре лежали мокрые тапочки, отряхиваясь изредка от слякоти на дворе, в карманах было тепло и уютно, росли герберы и расцветали дымчатые папайи из глянца. папа, пап, кричали дети, наматывая макароны на пальцы. в углу веселилась приехавшая в гости из обнинска тряпочка-семицветик для девочки из орла. сопли текли из прохожих, наматываясь на колеса троллейбусов, разнося лейкоциты по всему честному городу. в подворотнях его дремали голуби, на крышах мальчуганы пекли блины из скворечников, в подвалах черпали экскаваторы золотую руду из канализации. финики цвели на столбах, физики в лампочках, а когда опускалась ночь на дырявые крыши, падали финики прохожим прямо за шиворот, и думали прохожие — мол, нету ничего на свете прекраснее и полезнее, чем наш край родной сердцу маятник, дымящийся асфальтом, занозами в облако, город. вот он какой, город мой, думал я, и шел в обход. весна приходит в любые места, но эта весна тритатушечки-тата…
так вот, мрачный инок, позволь мне рассказать тебе сказку про нерпу, живующую на дне озера в центре вселенной.
так вот, жила-была нерпа в озере под городом, в центре вселенной водились за ней грешки, плыла она куда ни глядя хвостом вперед, то назад, то в разные стороны, плыла себе, плавала, да приговаривала: ой я нерп, я нерп, ой да гой еси, славны молодцы меня не найдут в грязи… и вот однажды, когда выпал снег, и замерзла грязь у нерпы в жабрах так, что самой нерпе стало холодно до чертиков перед глазами, и даже если бы глаза у нерпы были, то открыть она их не смогла бы, вот тогда понравилась кащею бессмертному дочь ильи муромца, и решил он ее в жены взять. решил и говорит илье: приходи ко мне, илья, во солдаты ты, будем с тобой вместе думу горькую думать. илья подумал, и говорит в ответ: в этаком-то царстве, в этаком-то государстве, да пошла звезда по кочкам прыгать бегать да плясать, хвостодателя искать. нашла себе вседержителя, он ее за хвост и ухватил — хвать! только ту звезду и видели.
когда вышел илья муромец от кащея в горницу, глядь — а того и след простыл. холодно было на дворе, зима, снегов намело. закутался след в шарфики, тулупчиком себя сверху прикрыл и другому следу говорит: а как же, говорит, сам-то будешь, из чьих, а? и давай руки ему греть. ну, тот след ответить бы и рад, да занемог, замерз, и мерином притворился, мол, сивым, и что ни слово, то лишь ножками дрыгает, ржет и приговаривает: ойёёй пей да пой, гуляй молодцы плоскогубцы-цы.
знамо дело, в это время добры молодцы по городу гуляли, набрели на хатку иванушки, и давай ее ногами пинать. а та и повернуться к ним не может, и слова доброго сказать — нерпа ей все ноги с голодухи пообкусала, окна дыханием кащей да снежками залепил, муромец все дрова на щепки в смятении покрошил, в кадки посадил и на базар повез продавать. мол, весна скоро, и ростки вам прямо в руки побегут, выигрышные номера в лотерею принесут, покупай не скупись, на бобах ввысь несись. тут и яичко золотое по катышкам покатиллось-покатиллось, по лапочкам засветиллось-засветиллось, по колышкам забилось в конвульсиях, как черепашка на спине, а потом упало вдруг ни с того, ни с него и разъиблось вдруг по всем закоулочкам только его и видели.
конечно, не открыла дверь аленушка эти молодцам. и тем не открыла, что вслед за ними пришли. и тем, что след в след за ними пришли. и так далее, до самого рассвета ходили они, но ни кому аленушка не открыла. был у нее братец иванушка, да изблеялся весь.
сидела так она всю свою ночь на дворе одна одинешенька, сидела, и что вы думаете дальше произошло? а? молодцы нерпу нашли! вот прохвосты. теперь во всей вселенной нерпьим жиром пахнет. а вовсе не нефтью, как один инок нам повести втирал. вот вам и нерпа, вот вам и сукин сын.
Что бы добиться положительного результата, надо еще что бы руки росли из нужного места…