Поздно пить боржоми
11/03/2005, Александр Грицанов, «Белорусский рынок»
Возникшая буквально “из ничего” конфликтная неопределенность в экономических отношениях между Россией и Беларусью, связанная с новым порядком взимания НДС, наглядно демонстрирует практическую неосуществимость на постсоветском пространстве любых объединительных программ какого угодно формата (будь то СНГ либо “евразийский союз четырех”). Ибо политические наследники коммунистов сотрудничать не способны по природе своей.
(Как в 1944 году проницательно заявил югославскому коммунисту М. Джиласу один генерал Красной Армии, “когда коммунизм победит во всем мире, войны станут абсолютно беспощадными...”)
Революционные события, произошедшие в Тбилиси и Киеве, имеют между собой существенное родство. И это независимо от тех ярлыков, которые им навешивают дружественные и недружественные мыслители, аналитики и журналисты. На свалку истории выбрасываются очередные посткоммунистические режимы — вне зависимости от степени их формальной легитимности. Их пребывание вне закона — Божьего и людского — обусловлено как антигуманной природой самого коммунизма, так и эгоистичными устремлениями его современных лидеров.
То был лишь крик младенца
Упрощенные версии происходящего, выдвигаемые недобросовестными и некомпетентными специалистами, сводятся к идее об активизировавшейся американизации мира. Заокеанское шахматное начало (“дебют Бжезинского”), дескать, торжествует на евразийской “шахматной доске” — сфера преобладающего геополитического влияния США неуклонно распространяется и на территорию государств бывшего СССР. Эти соображения в лучшем случае характеризуют лишь внешнюю сторону проблемы, в худшем же являют собой отработку красных “тридцати сребреников” самым дилетантским образом.
Оставим это на совести соответствующих “экспертов”. Речь же должна идти о крахе последней стадии реального коммунизма — о гибели вождистского номенклатурного капитализма.
…Около 90 лет тому назад, в годы первой мировой войны, находившийся в европейской эмиграции Ленин обнародовал текст под названием “Империализм как высшая стадия капитализма”. В привычной для себя манере пролетарский мыслитель надергал цитат из опубликованного несколько ранее немцем Гильфердингом труда о феномене финансового капитала и сопроводил их собственным — предельно идеологизированным — комментарием.
По мысли вожака российских большевиков, капиталистический строй на заре ХХ века вступил в свою последнюю и наивысшую стадию — фазу “империализма”. “Империалистическая фаза капитализма” характеризовалась Лениным как “монополистическая”, “загнивающая”, “умирающая”. То есть как такой общественный строй, на руинах которого только и становится осуществимой перспектива формирования коммунизма. Как это происходило в подавляющем большинстве случаев, Владимир Ильич грубейшим образом ошибся даже в направленности собственного прогноза. Реально различимый крик новорожденного младенца он принял за предсмертные старческие хрипы.
Тем не менее сама амбициозность выводов, сформулированных Лениным, может служить для многих генераций исследователей примером того, как именно надо предъявлять собственные проекты.
Новая социальная и геополитическая сила (правители США), вышедшая в то время на мировую арену, на протяжении 1914-1918 годов сумела не только организовать гибель четырех основных полуфеодальных империй современной ей эпохи (Германской, Российской, Австро-Венгерской и Турецкой), но и впоследствии спровоцировала на масштабное взаимоистребление двух своих главных оппонентов ушедшего столетия — фашистский и коммунистический блоки. Первый погиб немедленно после завершения кровавого действа в 1945 году. Второй рухнул на четыре с лишним десятилетия позже.
Распад Советского Союза выступил трагическим завершением судьбы средневекового по сути своей формационного образования, воссозданного большевиками по подобию дореформенной (имеется в виду реформа 1861 года) Российской империи. Правовое положение трудящихся (институт прописки и отсутствие паспортов у колхозников вплоть до начала 70-х годов), официально закрепленная сословность и неравноправие различных слоев общества, ликвидация всех политических и подавляющего большинства гражданских свобод, полная подчиненность судебной системы, оголтелый милитаризм и идеологизированность являлись характерными признаками империи Кремля.
А кланы откуда?
Системное воздействие на общество, осуществленное на протяжении жизни нескольких поколений, оказалось столь значимым, что для преодоления его последствий оказались явно недостаточными силовая ликвидация центральной московской власти и обеспечение “товарно-обменной” прозрачности географических границ и информационных рубежей с Западом.
Согласно общепринятому в профессиональной литературе убеждению, социальный строй СССР (“державы реального коммунизма”, претендующей на установление планетарного господства) допустимо было именовать “государственным капитализмом”. Эксплуатация трудящихся (в несравненно большей степени, нежели на Западе) была органично и универсально ему присуща. Отчуждение рабочих и крестьян от продуктов своего труда и от рычагов политического влияния было беспрецедентным. Валовый же доход в основной своей массе использовался государственной машиной в своих текущих интересах: на стремительную милитаризацию страны (30-е — начало 50-х годов), на всемирную геополитическую экспансию (60-70-е годы), на обращение национального богатства страны в свободно конвертируемые ценности и их вывоз за пределы ею же ограбленной родины (80-е).
Если две первые тенденции (30-70-х годов) отражали цели коммунистической державы как некоего единого целого, то последняя из них по времени отвечала устремлениям новых хозяев Советского Союза (и впоследствии стран СНГ) — отдельно функционирующим кланам властной номенклатуры. Ей, начиная с 90-х годов, уже не требовалось изображать преданность Системе в целом, стало излишним и ревностное служение ей. Некогда “общенародное” (читай: тотально огосударствленное) достояние практически единовременно перешло в частную собственность вовсе не случайных людей — как правило, выходцев из класса коммунистической номенклатуры, либо в руки ее непосредственных представителей.
“Перестройка” и “прихватизация”
Суть же строя, созданного в результате Октябрьского большевистского контрреволюционного переворота (1917 г.), осталась прежней. Главный его признак — тотальная экспроприация частной собственности у субъектов гражданского общества — сохранился в полном объеме (он был даже полностью завершен конфискацией вкладов безропотного населения, хранившихся на “сберегательных книжках”).
Подобное состояние общества — универсальная пролетаризация — могло стать реальностью только в итоге серии гражданских войн с десятками миллионов жертв, что, впрочем, и было претворено в жизнь приверженцами идей Ленина — Сталина. Постсоветский социум продолжил подразделяться на господ (членов верхушки господствующего класса — руководителей его кадровых, идеологических и репрессивных структур), стражу (рядовых представителей самых разнообразных силовых подразделений, очевидно улучшивших собственные статусные позиции и материальное положение) и рабов (масс простых тружеников, кардинально проигравших в итоге “реформ сверху”).
Государственный капитализм в ходе социально-политических потрясений “перестройки” и “приватизации по-ельцински” оказался замещен капитализмом номенклатурным. Правящий класс в новом положении счел уже более не обязательным для себя имитировать заинтересованность в реализации общенациональных программ повышения благосостояния (или даже обещать их перспективное осуществление). Торжественные клятвы компартии в том, что “нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме” (1961 год), сменились проектами предоставить “каждой советской семье” “отдельную квартиру или дом” к 2000 году (1985 год). А чуть раньше (1982 год) обещание “коммунистического изобилия” было заменено цифирью Продовольственной программы, предполагавшей забвение необходимости “ездить за колбасой” на расстояния, равные протяженности крупных европейских государств. Сейчас же (например, в России) речь идет об “удвоении” непонятно кому предназначенного “валового внутреннего продукта” и об обеспечении стабильности перед лицом своими же усилиями порожденного (смотри соответствующие вынужденные признания В. В. Путина) международного терроризма.
В итоге речь идет скорее уже об обеспечении минимальных условий выживания нации, чем о ее исторических перспективах.
Нюансы несущественны
Технологии удержания власти в руках неизменно продолжающего господствовать класса номенклатуры практически не изменились, что (абсолютно справедливо!) стало излюбленной темой исследований ученых всего мира. Возрождение единолично правящей партии в лице “Единой России”, игнорирование мнения даже допущенной в Государственную думу оппозиции, засилье органов государственной безопасности, презентация убогих и отставших от жизни лет эдак на полсотни моделей “новой государственной” идеологии, пропаганда культа первого лица при помощи монополизированных электронных СМИ — все это выступает характерными признаками не только современной РФ. Это (в той или иной мере) атрибут всех посткоммунистических, номенклатурно-капиталистических державных образований.
Нюансы связаны лишь с разными скоростями их исторической эволюции. Где-то глобально огосударствленная собственность (по шаблону “реального коммунизма” Советского Союза) продолжает оставаться в руках правящего аппарата как единой корпорации (ибо президент не дает разгуляться обособленным лично от него кланам), где-то власть уже юридически открыто передается преемнику лидера (но не просто преданному единомышленнику, а ближайшему родственнику), где-то пожизненное правление наличного вождя, удостаивающегося при жизни золотых статуй, закрепляется в Конституции страны.
Природа не терпит пустоты
При этом экспроприация неправедно добытого достояния господствующего номенклатурного класса даже и не начиналась. Поползновения отдельных отчаянных храбрецов-сумасбродов приобщиться к имуществу “небожителей” пресекаются жесточайшим образом. Для этих целей используются всевозможные методики, включая вопли вновь посаженной на короткий поводок прессы о попытках “криминального передела” собственности и о “криминале, рвущемся во власть”. Ситуация вновь стала тупиковой, только на этот раз речь идет уже не о распаде силовых обручей советского образца, скрепляющих евразийское пространство. Перспектива состоит в окончательной утрате постсоветскими нациями исторической и демографической динамики и их трансформации в территории со введенным извне колониальным администрированием.
Приход американских ставленников в распадающиеся традиционалистские государства мертворожденного СНГ не есть самостоятельный и самообусловленный общественно-политический процесс. Это еще одно доказательство того, что “природа не терпит пустоты” (особенно в мире глобализма и экономической эффективности). Никто не позволит зарвавшимся и осоловелым от перманентной безответственности бюрократам продолжать столь же бездарно (как и сами коммунисты) проматывать природный потенциал страны. Не сделавшее единственно спасительного скачка в сторону капитализма современного образца, который принято характеризовать как “общественный строй, при котором средства производства, заводы и фабрики принадлежат частным лицам” (французский словарь Petite Robert, неоднократно переиздавался в 80-е годы прошлого века), посткоммунистическое пространство станет легкой добычей геополитических хищников начала XXI столетия. Ибо купить (или просто забрать, как некогда это сделали они же сами) ресурсы псевдонезависимых осколков богатейшей в мире территории у назначенных ими распоряжаться бюрократов во сто крат легче, чем изъять эти же богатства у людей-собственников, получивших к ним доступ в условиях всеобщей конкуренции, либо просто создавших все это собственным горбом и талантами.
Коммунизм (в своей “последней” и “высшей” ипостаси номенклатурного капитализма) стремительно уходит. Вопрос лишь в том, не заберет ли он с собой (на тот свет и безвозвратно) национально-державный суверенитет посткоммунистических государственных образований. В таком контексте становятся более понятными антиглобалистские, антинатовские, антизападные инициативы многих влиятельных политиков и народных героев постсоветской эпохи.
Но бороться со следствием, не поняв его причин, — это еще хуже, нежели лихорадочно пить боржоми после того, как почки отвалились.
