.и я того же мнения.

а я всегда пожалста,
а я всегда привет
по праздникам без жалости
от радости в ответ
нисколько недоношенный
нисколечко в пути
как пушкин покореженный
меня ему прости

ведь я всегда пожалста
люблю тебя вдвойне
вяжу тебе пожарища
витаю в пелене
и собранный по капелькам
ношу в себе тепло
как гений, только маленький,
а впрочем повезло

что я всегда пожалста
что я всегда в пути
по праздникам без жалости
себе меня прости
и собранный по совести
клейменный по углам
я всем всегда пожалста
тарам-парам-парам.

я буду гнать кленовый

…На первой парте сидела девушка Рита, с которой мы познакомились в первом классе. Сказать по совести, это была моя первая неоплатоническая любовь. Но без взаимности. Впрочем, и сейчас она ничуточку не изменилась.

Рядом с ней – Серега, бывший малолетний распиздяй. Особо памятная дата, связанная с ним и сохраненная в памяти, относилась примерно к тому же периоду жизни. Мы шли из школы, спрашивали время у всех прохожих и очень удивлялись тому, что время у всех прохожих было разное.
– Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?
– Пять минут второго, — отвечала нам тетя в очках.
– Скажите, пожалуйста, который час? – спрашивали мы метров через пятьдесят.
– Шесть минут второго, — отвечал нам дядя в шляпе.
И так далее.

Рядом за партой сидела учительница по математике (по мать-и-мачехе, как мы говорили тогда) Раиса Петровна. В девятом классе именно ей я восторженно сдавал алгебру на пять баллов. Взгляды у нее были крайне левые авторитарные, более примечательного в ней не было.
Соседка ее – Фаина Абрамова – учитель русской литературы два года спустя, щурилась в окно. У нее всегда были пробемы со зрением, и даже тогда, когда меня выгоняли из школы по ее воле, она меня плохо видела. Но сейчас все равно сидела со всеми вместе.
Слева примостился Димос и Машка. Они друг друга знали мало, почти не знали вовсе, но о чем-то живенько беседовали, несмотря ни на что. Димос, кстати, до сих пор играет на гитаре и не оставляет мысли продвинуться на музыкальной ниве. Хочется ему славы.
Слава забился на камчатке, почему-то один. И перед ним парта была пустая, и сбоку. С ним история вообще творилась разная и многочисленная. Это были отношения, настоенные на крышах и чердаках, ночных стройках, лазаниях по карнизам, кирзовых сапогах. В последних он однажды пришел в класс, и объяснил это тем, что кирзовые сапоги – самая удобная обувь. Правда, посмеиваться над ним меньше не стали, а бить стали даже больше. Впрочем, время вырастать из кирзовых сапог приходит к каждому, так и Слава стал продвинутым бизнессэром.
Федор Иванович сидел рядом с Виктором не помню как по отчеству, но знаю что фамилия была его Певелин. Последний был старше Федора, и, надо сказать, очень на него повлиял в выборе настоящей профессии. Естественно, настолько, насколько любая профессия может быть настоящей, конечно же.

В общем, в классе было много людей, знакомых мне, хотя часто и незнакомых друг с другом. И делать мы собирались одну презабавную штуку. Маленький мальчик по имени Володя стоял у доски и читал задание.

– Задача номер тринадцать, — читал он. – Возьмите пластиковую колбу и вылейте ее содержимое. Только после этого приступайте к выгонке березового сока из столовых ножек, за которыми вы сидите. После выгонки влейте в эту же колбу две активные биодобавки и поставьте полученный раствор в холодильную камеру на 36 часов.

Народ притих и полез в школьные сумки за сверлами. И вот, когда большинство уже примостилось у ножек и попыхивая крутило коловороты, товарищ Андрей по битвенной фамили Куликович сказал буквально следующее:

– А я не хочу березовый сок гнать. Я буду гнать кленовый.

«Странно, – подумал я, – действительно, а почему именно березовый? Почему не кленовый?» Очевидно, что об этом же задумались многие. Работа временно стала. А поскольку люди собрались все интеллигентные и в меру взрослые, возник спор силы эдак 5-балльной, не больше. Действительно, почему имено березовый, а не кленовый, к примеру, спорили они. Или не сосновый вовсе. Или не еловый. Или не пихтовый. Или не сок баобабы., скажем. Сок баобабы звучал намного выгоднее с точки зрения мужчин. Так бы и продолжалось, и штормило бы всех не по-детски, но тут открылась дверь и вошел директор школы. (К слову, о директоре можно было сказать только хорошее, но я бы предпочел не говорить ничего, что и собираюсь сделать). Вот он вошел и сказал:

– Ну что же, всё записано, всем спасибо, все отработали хорошо, все могут быть свободны. На выходе не забудьте поставить птичку в журнал посвящений.

Это означало, что пора собирать инструменты, склеивать ласты и потихоньку двигаться вперед.
На выходе действительно стояла объемная, добрая и всегда улыбчивая тетя из столовой, собирала птички и выдавала всем по три рубля. Монитор, который висел над выходом, показывал пустой класс, очень похожий на тот, где недавно мы оставили свои опыты. В него по одному заходили маленькие, неразборчивые на лица люди, выходили и заходили снова. Почему неразборчивые, спросите вы? Вероятно, потому, что разрешение монитора было слишком большое, а диагональ маленькая… Но именно на этом месте, не вглядевшись как следует в знакомые ли лица, я открыл дверь, и проснулся.

the happy end

акты и сцены (Сегодня, малыш, я поведаю тебе, как обнаженные женщины умеют мстить)

…и тут она нажала ему на нос двумя пальцами. Нос, естественно, ушел вниз под тяжестью двух пальцев и распластался на губе.
— Ты фто дефаишь, — промычал он ей.
Она ему посмотрела на макушку и в глаза заглянула.
— Ах, какой ты невероятно смешливый с таким видом! И глаза теперь стало более отчетливо на лице видать… А давай так и оставим, а?
— Не наааа-а-до…
— Нет-нет, сейчас, подожди, не уходи, я только за пластырем сбегаю…

«Бедная женщина», — подумала соседка, проходя мимо. — «И как только она с ним живет…»

этапы развития. голая земля

Дно реки было раскрашено в разные цвета неровными квадратиками: красные, синие, белые и зеленые роились рядом и друг в друге. Я пришла утром к реке и увидела, как они роились. Странно так роились и пыжились, как будто не из одного теста. Естественно, никто бы не поверил в то, что дно реки можно раскрасить, а я бы поверила… И вот теперь, стоя на горбу берега, наблюдаю, как оно пытается доказать мне, что цветное. И ведь все равно ж никто ж не поверит!

В простую картонную коробку (у меня всегда с собой парочка в запасе, не удивляйтесь) сложила часть реки. Правильно, именно для того, чтобы сделать дно сухим – так его проще обрабатывать. Эть, желтая странница! Однако скоро река стала выливаться – из коробки запрыгали веселые ручейки, забили, и прыг от меня – из коробки! Пришлось бросить эту затею. Мне пришлось бросить эту коробку — ведь выливается!

Тут же мелкими шажками, словно осознав все свои преимущества, стал наступать вечер, и за ним — большая коричневая равнина. Прямо на ней, куда ни закинь взгляд и вдоль, и поперек росла длиннющая цепь, и была она из людей, а воды рядом как ни крути уже не было. И люди все цепью стояли за водой, а вода уже была где-то там, за горизонтом. «Что ж, — подумал лось, — и так далее, и так потом…»
— А как ты думаешь, сколько там ее осталось?
— Куда прешь, квадро-дура! – вылезая из себя, (про)шептались.

Туда маленькие негритосики носились с жестяными банками вдоль всех звеньев цепи и выставляли свои жестяные банки в ряд, сообразуясь со звеньями. Как ни странно, они верили, что вода скоро вырастет в жестяных банках. Ха, на голой-то земле!
Цепь залязгала. Медленно и с нарастанием все черноземье двинулось в сторону. Так наступал вечер.
Мои босые пятки возопили аки беспутницы, так как терпеть не могли ступать на все эти визги, вои, скрежеты и проплешины.
— Аааааааа! – возопили они. – Ааааааа! – возопили. Во зопили!

После этого естественным образом показалось море. Вода в нем, конечно, была совсем не морского цвета, и тоже показалась до боли знакомой. Все эти ромбовиды, треуглы и полу шария… Как обычно, скорее всего хвостом крутила река, которой очень хотелось стать морем. Впрочем, в этих краях и не такое случается – именно поэтому в море плавал Серый Кит, и именно поэтому он был с большой буквы. Серый Кит, раскрашенный как попугай Чика. Ну, я с ним поигралась немножко и выпустила обратно.

Потом солнце скрылось (все же за горизонтом), и я пошла задом, урывая минутку, чтобы еще немножко позагорать. Ведь так приятно понежиться под мягкими лучами, не обжигаясь и не обугливаясь! Наверное, вы меня понимаете.
«У твоего воображения глаза на затылке Ты воображаешь себе лишь прошлое», — говорил мне как-то Жюль, в то же время Ренар.
— Ты что, со мной не согласна? – говорит.
— Нет, ну что ты, конечно согласна. Только мои глаза часто укатывают, и направления совсем становятся неизвестными. И вот что мне с ними такими делать, а?
— Нуууу, это не проблема, солнце. Давай с тобой подумаем на досуге…

А ведь здесь растет на удивление высокая трава. Такая высокая!

этапы развития. выход из моря

— Разве ты не плачешь? — сказала женщина.
— Тихо, — сказала женщина.
— Бог дал тебе руки, держись за поручень, — сказала женщина.
«Кто она?» — подумал.
«Кто дал мне ее?» — подумал.
«Кто я?» — подумал.
Такие вопросы взволновали. Эти вопросы волнуют многих, но ведь подумал!
И море тихо пенилось у ног. Отбили ручку у чаши моря, поэтому оно волновалось. Но сколько времени прошло, а оно все еще волновается! Не по человеческим меркам.
— Дай-ка закурить…
— Ну, — попыхивая, — ты, — говорит, — дал…
Лежа на теплых камнях, вбирая в себя разность положений солнц, соль стирая с кожи, вдумывал себя в дым. Дунул. Вдумался.
Поднимая глаза (да, покатились), приветствовал нечаянных чаек – в своем небе. Кормил их гирляндами звезд.
— Дуры, чайки! Жить себе ищите!!!
Едва ли чайки понимают… это какие-то не те чайки. Наверное, устали.
На всякий случай оглянулся.
Разве я не такой? Мои говорящие головни заалели на экране паруса. Парус развился, поскольку замыслил ветер — вот так вдруг просто взял меня в тиски своим трепыханием.
— Не дыши, парус!
— Воздуха, парус?
Три.
Но я все не возьму в толк, и кому нужны эти угли?
Снова звонят, но это не музыка. Это в ушах, если пространство ограничено. Или если туннель с дырами. Или если мидии в ванной. Или если. Лама савахвани. Или если что-то похожее.


И пошли с Богом. Каждый со своим.

Наступал вечер, и звезды уже так не грели, как днем. Опустел пляж, и звезды уже так не грели, как днем. Под ногами шуршали песок и раковины, и звезды… Уже. Молча топая, необходимо пришли к постою, к своему месту ночлега.
На всякий случай оглянулся.
На всякий случай оглянулся.
Ну я же говорю, на всякий случай!
Вероятность встреч с любимыми (не расставайтесь) простозаврами увеличивалась с каждым вечером на новый порядок. Даже не смотря на то, что сгущение молочной тьмы предполагает их (об)наличие. Мое положение становилось завидным…

с праздником, конечно же…;)

«Ну про зубы я тебе историю не буду рассказывать…
Да, про зубы, которые я в детстве собирала.
Я разве об этом не рассказывала?
Да, я в детстве все свои молочные зубы, которые у меня выпадали, собирала в стакан.
У меня была полная коллекция.
Только двух зубов не было.
Однажды зубной врач один зуб раскрошил на мелкие кусочки и в мусорку выбросил.
Очень обидно было.
А второй зуб я сама в песочнице потеряла.
Правда, однажды в этой же песочнице нашла очень похожий чужой зуб.
Но ведь он был чужой, поэтому его к себе в коллекцию прикреплять не хотелось.
Хотя зуб, конечно, был хороший, белый, не поломанный.»

заблокнотные адносiны

Безымянный Блокнот попросил об одолжении.
— А почему бы тебе меня как-нибудь не назвать? — прямо так и сказал. — Слушай, давай меня как-нибудь назовем, — говорит, — именем каким-нибудь что ли, дадим мне, так сказать, возможность сохраниться для истории, а?
— Слушай, ты давай мне тут… — подумал я долго, и ответил как будто невпопад. — Не путай сказуемое с деепричастным оборотом, а! Сам знаешь, какая у нас ситуация на жестком носителе всяческих информаций. Знаешь ведь, гад?!
— Ну знаю, — как-то совсем уж уныло пробормотал ББ. — А что мне, жить что ли неохота…
— Ладно, — с-м-и-л-о-с-т-и-в-и-л-с-я я, — запостим тебя в двойное Ж, чтобы так сильно не печалился. И попробуй только утони!

ностальжи…

После дождя черви одним глазом выползали взглянуть на этот свет. Мы их брали за один из концов и насаживали на булавку. После этого опускали в лужу и смотрели на их действия. Было очень смешно, правда, и мы ждали, что им надоест лежать в воде, они возьмутся за ум и выползут на берег. Не помню, выползали они или нет, да и пытались ли вообще выползти, но все равно было смешно. Еще мы их разделяли на части, надеясь вскоре увидеть, как они вырастают вновь. Но ждать очень быстро надоедало, и мы шли копать новых червей, а утром ехали на рыбалку.