когда жуешь, слышишь мысли, — подумал светоинтегратор вслед уходящему призраку. в него бросали камни желеподоные лягушки желания, принимая образы мадонны без бантика.
в круге третьем, бросая взгляд на толпу, стоял молодой человек по имени станислав, держал в руках меч и причинял телесные повреждения музе. смотрел на нее в упор, стрелял в нее точками из колчана, забрасывал знаками тире и причастиями, но грехов не отпускал. в круге третьем, рядом с извозчиком, маячила тень отца его, и противогаз свисал с плеча ненужным артефактом в этой схеме полупроводниковой, а ток электрический тек от дерева к дереву и обминал его. молчал извозчик, молчала тень его, и отец тоже молчал, но видно было сразу, что это молчание доставляло им радость и страдание — они всегда верили в елочку.
продавщица сказала: «кунцево», как отрезала, «пиздец», — подумал скворечник и выпустил из себя пассажиров в дальний путь. в круге третьем осмотрелись вокруг мама-дочка и папа-отец на своих сыновей, и взялись за руки, чтобы шагнуть из круга в неизвестное. там маячили пальмы и манили ароматы лета, спичками возгорая прямо в нос сухие иголки, и трещала черепная коробка от страсти к туземкам. но маленький мальчик стоял по-прежнему в одеждах нагой и сливался с толпой одним взглядом, влюбляясь в себя. «это наш шанс», — подумали родственники, бросая кость собаке. «я великан», — подумала собака, и прыгнула на воздушный шарик. собака на шаре, подумать только.
грызла собака кость, а шар летел по космическим тропкам, пробираясь огородами к бабушке Наде, чтобы купить самогонки и вызвать владельцев из прошлого. весь в дыму изнутри и копоти, не до нежностей было ему телячьих и прочего, не замечал по дороге шар упругости своей и спуску никому не давал потому в корзине с небес. а так и до земли рукой подать, что ни говори, и небка недалеко. вот грызла собака кость, и ничего не слышала в себе, дурак.
«настоящие дамы пропускают кавалеров«, — подумал милиционер и перевел взгляд в третьем ряду, будто спустил курок на этого ящера, встал и вышел из ряда вон, сел на электрический стул за сценой, но не выдержал и перетек в обратном направлении, в памятник ленину. в конспект записали его студенты медицинского факультета на практике на картошке, потому что видели этого жука колорадского и сбивали его тяжелыми сапогами в землю, и чтобы не плодить семя его, втаптывали треугольным носком в янтарные сгустки желе на берегу, и вешали потом на шею возлюбленным как украшение.
стоя на этой лестнице, в этом ряду, на этом проспекте, маршируя и проходя мимо, на самом краю земли или в черной дыре растворяясь простыми углеводородами, помни, странник, — нет у толпы берегов, нет у большой реки таблички в прихожей. выйдешь из нее, войдешь в нее — все тебе сакралии, символы, таинства, все тебе электрические импульсы, аминокислоты, рецепторы, все тебе жирафы, крокодилы, бегемоты, все тебе комбайны, экскаваторы, грейдеры, все тебе и все для тебя, но не более того — и не надейся…