чернышевский в животе и все-все-все

скушал мальчик огурец — теперь у мальчика чернышевский в животе.
потом мальчик пошел на улицу гулять один — вот подлец!
а девочка увидела мальчика, подбежала и — бац его по мордам! нате!
[пи-и-ип]

впечатления

Для того, чтобы попасть с одного конца этого города на другой, вряд ли вам потребуется больше 30 минут. Для «них» это крайне много. Для «нас» это крайне близко. Это умиляет.
Девушки этого города ходят только парами. Это очень бросается в глаза новожителю. Кроме того, они явно хотят познакомиться, не отводят взгляда и часто улыбаются.
Программисты здесь говорят: «Не спеши, дорогой. Посмотри, как красиво вокруг», — и показывают достопримечательности, и приглашают поиграть в волейбол, съездить на рыбалку и в велопоход, и вообще.
Здесь можно вкусно пообедать в четыре и в два раза дешевле, чем в Минске. Фасады зданий ни о чем не говорят, но внутри все отделано по первому классу.
В местном культовом заведении «Куфэрак» делают вкусный горячий шоколад из пакетиков и проводят «вечера» в помещении 3х5. Народу набивается как в метро в час пик. Это веселит.
По центральной улице города курсирует молодежь толпами, девушки парами, играют музыканты, почти не видно милиции и совсем не слышно машин. Это удивляет. Город, в центре которого к вечеру слышны только ноги и разговоры. Это удивляет.
Возле театра и танка в выходные больше людей и бутылок в ряд, чем я видел на минском празднике города. Молодежь тусуется, но доброжелательна. Вроде бы. Это радует, хотя с другой стороны — наверное, им некуда податься, чего это их так много?
Пешеходы почти не обращают внимания на водителей и переходят улицу в любых положенных местах. Водители останавливаются. Это невероятно.
Советские названия улиц, главная Совецкая площадь и прочие символы, с упорством насаженные во времена оные и с надеждой хранимые ныне, все же не могут побороть Ожешку с Тызенгаузом. Это обнадеживает.
Здесь дешевый рынок — просто граница рядом.
Хотя есть и минусы.
Раздолбанные дороги здесь «чинят», но чаще днем в час пик и очень, очень редко.
Странно, но мало кто здесь ездит на велосипедах. Это считается немодным, хотя узкие улочки вполне вполне.
В магазинах в основном не хамят, но есть парочка, в котором хамят всем.
Здесь только один провайдер, и кабельный инет только в центре.

В общем, я тут поживу пока, а вы приезжайте в гости, если что.
Ждемс.

чаевич какой

— Да кто ж он, родимые?
Грибиков скупо цедил:

— Да цифирник, числец: цифири размножает.
— Так сын, говоришь, у него — телелюшит.

Прислушался Киерко хмуро: Романыч на Грибикова плевался:
— Курченкин он сын.
— Пустопопову бороду…

Клоповиченко схватился за ломик: а Грибиков старой кутафье твердил о чаях:
— Чаи, матушка, — всякие: черные, красные, сортом повыше, те — желтые.
Клоповиченко им бросил:
— Какой разахастый чаевич!

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ, МОСКВА, РОМАН,
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА ВТОРАЯ

завещание молчуна Дзе номер Один

Жесткая подушка жила на постели. Изо мха торчала рука. На ветру развивались флаги. Под соплами торчали пеньки. Жестокосердие отличало женщин. В городе не было тракторов вовсе. Желтые шляпки колыхали в такт кортики. Желание Семеныча — пойти в жопу. Театры позакрывались от негодования. Да ну вас к чертовой бабушке! А синий иней таял на губе. И жила мармеладка меж кисельных берегов. И в парнике тешила себя надеждой бабушка Дроня. И еще малыш по имени Валик. Потому что он был зеленый с примесью зелени. О, тща его смешна! О, белые облики-отклики! О, наседка судьбоносных лилий! О, беспечная монашеская ряска! О, жабка на пруду! О, имша и маца! О, покрывало! О, Антананариву.

Не бойтесь произносить вслух свои имена. А то в угол поставлю.

пролетарий и лампочка

под небом ласточка летит,
а в небе лампочка гудит:
— куда, куда ты, пролетарий?!
пельмень тебе иезуит!
по что ты бабушку обидел,
ее не всякий ненавидел.
тут пролетарий сгоряча
немного замер в алфавите.
— сама ты, лампочка, зараза!
ведь ты горишь, но есть безглаза.
а я потомственно любим,
своим сословием доказан!
засим — пошла ты в борозду!
и плюнул лампочке в дуду…

тут я не выдержал и выключил кондишн.

такой вот про, бля, тарий-вольнодум!