николай, он три дня ел поросенка, а в полнолуние стал поросенком, и больше никогда не возвращался к людям. его жена, марфа васильевна, говорила ему: дурачок, — говорила ему, — зачем ты облизываешь пальцы после еды, ведь есть глюкоза.
много нареканий испытывала марфа к николаю. так его звали. ну или приблизительно так.
— хрю, — задумался николай и молча ответил марфе согласием. он был не против, и, как говорится, проводил ее однажды додома. гоморра отдыхает.
в принципе, даже николай не был впечатлительным человеком. что уж говорить о прочих существах его вида, евших тушёнку, или скажем печеночный паштет. все они имели вид бледный и донельзя высоцкий. антология армянской музыки не плакала по ним, а зря, согласитесь. при этом, оставаясь по сути своей людьми в какой-то мере, они все равно двигались в сторону площади кзот и мокрыми пальцами ели тушенку из банки из-под оливок из алюминия.
— хюр, — сказал николай. и добавил про себя: «тебе». в это же время над площадью пролетела комета и убила всех бактерий во сне. так начиналось новое время поросят. так николай постепенно становился предводителем рода. а что вы думали, поручни в троллейбусах — это вам не бабочки в банке. взялся за поручень — нельзя больше пить.