«Навееееерно, когда я стану хрюшкой, когда я стану кружкой, лала, ла, ла…» — напевала Калинина про себя. Тихонько. Чтоб никто не понял.
— Ты идешь уже?
— Что? Меня? – испуганно подняла глаза Калинина.
— Да, ты идешь уже?
— Да, я уже иду.
— Тогда я тоже иду. Правда, я иду не в твою сторону, но может быть ты пойдешь со мной?
— Может быть, может быть… «Только когда я стану ложкой», — про себя Калинина всегда была против, ее мнение про себя всегда отличалось от мнения вслух.
— А хочешь, я подарю тебе ложку? Чистую ложку, чайную. На, бери. Не смотри, что она пластиковая, я же тебе ее дарю, бери. На. Ну что, возьмешь?
— Ага, давай. «А нафига мне ложка? Вечно они со своими ложками…»
Хрушка сидела на кухне (как обычно) и ждала Калинина. Или Калинину – Хрушка так и не поняла, будет это он или она. Или вовсе оно. Впрочем, это не играло большой роли. Хрушка решила перепозиционировать свою личность и отказаться от принятой однажды социальной роли. И прихода Калининой она ждала как некоего катализатора, чтобы встать и громогласно, во всеуслышание, во весь свой музыкальный пятиоктавный голос заявить: Я – БОЛЬШЕ – НЕ – ХРУШКА! Придумайте мне новое имя… хру…хру…
Калининой все не было.
Султан торжествовал.