еще один день ничего не решает — ведь ты был уже битником,
ты был уже демоном, был уже гротом, данайцем и сволочью,
вот на пути твоем встал золотой карфаген и распался на катышки,
вот на груди твоей вырос шиповник и вышли из глаз полки,
вот чередою летят журавли и пищат крокодилы, прижатые дверью в астрал,
вот говорит заратустра: «кто, как не ты», и ты проплываешь еще три пятьсот в глазах ее на восток,
«дай мне побыть таким же, как я», — говоришь, и глотаешь слова, и ныряешь,
дышишь наощупь, бредешь по вагону вперед, но земля по-прежнему вертится — не устоять.
падаешь. пьешь ее звуки. дышишь теплом. качаешься по полу. спишь. запиваешь вином.
видишь во сне
всех, кто уснул и не спит, и не видит не зги, и влетает в окно,
как будто все ясно и так.
близкие так далеко, но с тобой им легко
и приятно. и вот
самолет
когтями скребет
землю,
чтобы земля застонала и отозвалась,
чтобы лететь и смотреть на нее свысока,
чтобы по-прежнему в море впадала река,
чтобы трава пробивала асфальт и бетонный колпак,
чтобы стянула с себя полотенце радуга и станцевала гопак,
чтобы мушка-дрозофила родилА богатыря,
и чтобы завтра снова проснулся я.
еще один день…