Рубрика: Про любовь, конечно

Карлушаа, домой! — раздался на весь квартал мамин голос из окна. Дождь глушил мамины слова крупными каплями по крышам, на привязи стоял одинокий верблюд, плевался измученный пролетарий семечками сверху вниз. — Карлушаа! — пришлось повторить маме. — Домой!
«Уж полночь движется, а прибыли все нет», — подумал Карл про себя, окидывая пустырь взглядом исподлобья. После чего снял повязку, вышел из кустов и побрел на мамин голос. «Ничего, завтра тоже к вечеру дождь обещали».
…

Неприятные погодно-климатические условия (темнота, дождь, слякоть) идеальны для первоначального накопления Капитала.

Чапаев вальяжной походкой вышел на крыльцо. Вслед за ним появился комиссар.
— Мон шер ами,— обратился Василий Иваныч к Фурманову,— что это за народ толпится возле нашей усадьбы?
— Это же ваша дивизия, Василий Иваныч!
— Фуй, фуй. А это что за приветливая крестьянка с пулемётом на дрожках?
— Это же Анка — наша пулемётчица!
Василий Иваныч послал ей воздушный поцелуйчик:
— А этот симпатичный блондин с голубыми глазами?
— Это же Петька — ваш ординарец!
— Феноменально, — молвил Василий Иваныч и полез в нагрудный карман за пенсне. Петька выскочил на крыльцо и, вполоборота повернувшись к чапаевцам, закричал:
— Смотрите, братва, что эти поганые беляки с нашим любимым комдивом сделали!
Петька обернулся к командиру:
— Василий Иваныч, скажи — они тебя били? Они тебя пытали?
— Пытали? — Чапаев брезгливо поморщился. — Фу, как это неэтично!
Петька снова обратился к чапаевцам:
— Вы видели, во что эта белая контра превратила нашего Чапая?! Отомстим же за честь нашей дивизии! Все по коням! Ура-а-а!!!
— Ура-а-а!!! — подхватили чапаевцы, словно резиновые мячики запрыгивая на коней.
— Гарсон! — воодушевлённо гаркнул Василий Иваныч. — Всем шампанского — я угощаю!
— Спокойно, Василий Иваныч, — сказал Фурманов, вцепившись железной рукой в плечо комдива, — а ты, Петька, угомонись и тащи сюда срочно ящик водки! Ты, Анка, неси огурцы и пельмени! И затопите баньку покрепче!
Фурманов сорвал с себя шапку и смял её в кулаке:
— Чапаевцы!!! — холодный октябрьский ветер властно взлохматил шевелюру комиссара. Фурманов тут же натянул шапку на голову.
— Даю вам слово большевика, что к вечеру мы эту белогвардейскую заразу из нашего комдива начисто выбьем, — с этими словами комиссар вынул из запазухи увесистый томик Карла Маркса и потряс им в воздухе.
Уже уходя с Василием Иванычем в избу, Фурманов ненадолго повернулся к чапаевцам:
— А вы, товарищи бойцы, раз уж все на конях — захватите пока какой-нибудь хуторок.

Школа деревни Будка располагалась в скособоченной избе.
Большинство предметов вела пожилая женщина.
Она жила одиноко на краю деревни, и поскольку здоровьем и крепким телосложением не отличалась, то часто просила своих учеников помочь ей по хозяйству.
Очень уж тяжело было пенсионерке колоть дрова и таскать воду.
Дети, как правило, не отказывались.
Они приходили и помогали учительнице.
Однажды вместе со всеми пришел умный мальчик.
Потаскал немного ведра с водой, а потом уселся на перевернутое полено и стал возмущаться.
Как это так!
Что за эксплуатация!
Она не имеет права нас заставлять!
Борис (так звали мальчика) убедил одноклассников «устроить забастовку».
Дети дружно согласились.
С тех пор учительнице приходилось колоть дрова и носить воду самой.

В будущем Боре все-таки удалось стать опальнымм политическим деятелем времен горбачевской перестройки и оправдать свою фамилию Ельцин.

из рассказов Савелия Спиридоновича, найдено у , обработано Идридзе

«Доктор Флауэрс был выслан из Беларуси в конце июля. Никакой веской причины его высылки представлено не было», — отметили в Форин-оффисе. Как уточнили в МИД, ученый сотрудничал с белорусскими властями в течение многих лет по изучению последствий чернобыльской катастрофы.

Ранее газета «Таймс» сообщила о том, что предлогом для приказа ученому покинуть страну стали, якобы, собранные им свидетельства того, что советское правительство с помощью научных и военных технологий перенаправило радиоактивное облако от Москвы на территорию Беларуси, более всего пострадавшую от последствий аварии на Чернобыльской АЭС. По данным издания, ученый был вызвал в КГБ Беларуси, после чего ему было предписано покинуть страну в течение 48 часов…

Слоны идут караваном по пустыне. На них падает снег, а им хоть бы что, только
хоботами от мух отмахиваются и хвосты кверху задирают. Смуглый погонщик играет на зурне, вспоминая свой родной зурбаган и пиво хлебая из горлышка.

Но вдруг слоны замерли, а погонщик заснул. Впереди покзался козел. Он резво подпрыгивал, вспоминая свой родной пакистан и гористую местность приднестровья, и вершины маньчжурских сопок, и ракетные установки «град» мыса доброй надежды, и конфеты «каракумы», и бюль-бюль оглы — народного певца калмыкии, и чингисхана, о котором печатали хроники на съеденном вчера листке из учебника по местной государственной идеологии, и мистера прапорщика головастого, служившего при
кухне поваром…
— Вот как я его боднул, блин, боднул! — возопел козел на всю пустыню гласом вопиющим — все кусты повозгорались.

Слоны прижали хвосты, молча посмотрели друг на друга и поджали хвосты. После чего слоны посмотрели друг на друга молча, поджали хвосты и молча посмотрели друг на друга. После этого произошло то, чего все с нетерпением ждали…

взмедитнулось…

Снился себе Сталиным и слонялся по аэропорту в попытке купить билет до Тбилиси. Народ шарахался как от тифозного, хотя я делал приветственные жесты, шевелил усами, говорил «тыбилиси» и все такое.

А вообще шкура Сталина изнутри жесткая, вонючая и неудобная. Усы воняют чесночной отрыжкой, пальцы плохо гнутся, желтые такие пальцы деспота, короткие, с грязными ногтями. Судя по всему я недавно набивал ими свою канцерогенную трубку.

Сам я однако был добрый и хотелось сделать что-то хорошее своему народу. Поэтому я подошел к хвосту очереди, прищурился ласковым прищуром, махнул деревянной рукой и тонким голосом нявкнул «тыбилиси».

Хвост очереди поредел и виляя, показал на окошко, перед которым извивался хвост побольше. Тогда я, осторожно шаркая сталинскими сапогами, дотащился до родной грузинской кассы, внутри которой, как в аквариуме, сидело мутное женское существо и беззвучно шевелило губами.

— Тыбилиси, — сказал я.

…На нем серебряны портянки,
Экологичный ангидрид
Бросает смело он под танки —
Во лбу его звезда горит.

На нем иголки надувные
И цельный череп на горбу.
Судьбу не тянет он за вымя,
Не дефилирует в гробу.

На нем кальсона озорная
И белый терем в сюртуке…
Ах, мама, что же вы такая,
Уеду с ним я налегке!

На нем династии стояли,
Все трансвеститы смело в бой
За ним в беспамятстве шагали,
А он совсем не голубой.

Я буду с ним на солнце греться
И на полянке пить боржом.
Девичье знает-верит сердце
В любовь и ход его конем…
…

Едва-едва рассвет занялся,
А уж чекисты тут как тут:
Сосед ваш, Настенька, говорят, во всем вчера ровно в 23.15 признался и расписался…
Скажите, как его зовут?

Это было, в сущности, противоестественное зрелище: вообразите себе человеческий палец, отрезанный от целого, от руки — отдельный человеческий палец, сутуло согнувшись, припрыгивая, бежит по стеклянному тротуару…
Иррациональные величины прорастают сквозь все прочное, привычное, трехмерное, и вместо твердых, шлифованных плоскостей — кругом что-то лохматое…