индия горит в феврале
индонезия горит в марте
солнце горит всегда
непал никогда не горит
а в тае кормят остро
Рубрика: Поэзия. Стихи со стихами
Cовременная поэзия в моем исполнении
коза (и бык)
жолтые монашки взвыли при луне —
вот вам день вчерашний, вот вам я во мне,
вот вам заратустра и огонь с небес —
выросла капуста там, где вырос лес,
выпали снежинки там, где выпал снег,
вы мои старушки там, где прошлый век
выпили и снова сели на печи —
вот вам казанова, вот вам калачи,
вот вам санитары и вода из труб —
помнят пифагора там, где куб за куб,
там, где челентано чтут и егозят,
там, где портсигары сядут и грустят,
а напротив лампы, свечи, образа,
а в окне напротив гром гремит, гроза,
а в соседнем доме выросли киты,
а в твоей вселенной развели мосты,
а в моей вселенной чешут языком,
а в твоей вселенной тихо и гуськом
в жолтые ромашки, в карие глаза —
идет коза рогатая
за малыми ребятами!
идет рогатый бык
за теми, кто привык!
забодают забодают забодают!..
to see just what we will become
земля в моей голове не сыпется, а крутится
и на орбите у нее столько мусора без скафандров
особенно когда стоишь под солнцем в луже
но это всего лишь способ увидеть кем мы станем
мне не нравятся эти клоуны, но мое тело разделено на две половины
и каждая светится как сверхновая или возле нее
и кажется нет вокруг ни пространства ни марочных вин
но это всего лишь способ найти себя в космосе
никто не рождается человеком, многие становятся мутантами
в своем родном городе можешь быть кем захочешь, не двигаясь
а хлопнешь в ладоши — и вот она, музыка сфер в проводах
но это всего лишь способ забыть о времени года
зимой не растут на земле пшеница и финики, и мандарины, и кактусы
и я лечу навстречу тунгуске разрядом из облака,
а хочешь со мной — отрывайся и падай, махая руками
но это всего лишь способ взорваться от счастья
впрочем, сияние скорости позволяет закрыть глаза на многое
но только не позволяй решать ему за тебя уравнения
не дыши не молчи не смеши не смотри не думай —
это всего лишь способ стать кем мы хотим
о том, как один местный крестьянин хотел спасти верблюда…
…и обмануть гы, но фатима его вовремя раскусила (как обычно)
о моя всемогущая гы!
дай мне щастья в борьбе за верблюда —
он идет в небесах по созвездьям,
и щекочут его за пятки мухи оттуда.
и махает он хоботом в разные стороны,
и чудится ему мираж с той стороны мира,
а в джипе сидит туарег и мается от безделья —
нечего туарегу делать в пустыне в 21 веке.
он ищет по жизни интересных людей, простых и приятных в общении,
играет в тетрис, готовит кускус, читает Мухаммеда ибн Джабир ал-Баттани в оригинале…
«сдаю позиции», — шепчет всемогущая гы. «почем берут их нынче в астрале?»
но верблюду не понять горностая, и смотрит он вдаль, извиняясь.
и как боднет его по прежней траектории,
и говорит: я буду ждать тчк приземляйся скорей.
а на планете уже вечная весна в календарях —
как говорится, верблюд большой, ему видней.
[эй, фатима, ну может ребеночка теперь сделаем небольшого?]
дромадер любит бербера, и наоборот
в пустыне, в Сахаре цветут апельсины,
с осины сползает жираф,
летают бананы в далекие страны,
жует дромадер-акробат,
свисают оливы, прозрачные сливы,
сандали, сунели, шмели,
гудят крокодилы в соседней канаве,
в кармане звенят короли,
зовут зазывалы: купите кораллы!
в кораллах вся роза ветров,
в кораллах алмазы, медузы, топазы,
шекспир и священный коров.
он спит и не видит как вы на орбите
берете опять высоту
в серебрянной маске со шпилем на каске,
в пески уходя на ветру.
купите кораллы, спасите планету! —
поет, надрываясь, джедай.
но песни не слышно, свисают из шиша
не уши, а край-каравай.
достали там-тамы тибетские ламы,
приехали в гости к себе,
а тут в трех кварталах такой сайонара,
сансара, имам и ребе!
в квартирах берберов светло и уютно,
течет ледяная вода,
стоят дромадеры в укрытьи за шторой —
пора, начинается хна.
сидят каскадеры верхом на собаках,
грустит кочевой туарег —
ушли континенты, года и сегменты
из этого мира в тот свет.
текут в него реки, впадают калеки
в священный синод и экстаз,
и в дальнем селеньи проснулась девчушка,
и чешет сиреневый глаз.
смотрите, смотрите! — вскричали ацтеки,
(им в кои-то веки шаббат),
и в дальнем селеньи, не выдержав пенья,
упал дромадер на шпагат.
сидит и мурлычет, сидит и щебечет,
вкушает халву и шербет,
дырдыш ему пофиг, а кто бы подумал —
ведь он не такой уж эстет,
ведь он не хотел оказаться в засаде,
в помаде и в сути вещей.
но двинули вдруг континенты по третьей,
и стала любовь всех главней.
портрет
небо рисует капли на твоей судьбе
а ты сидишь в клетке и жаришь яичницу
небо ложится каплями на твой холст
а ты закрываешь глаза и сходишь с ума
возьми зеленую краску, одень в полоску халат,
свет упадет на подпись и с крыш уйдут акварели
поставь печать на ружье, сними шляпу
в подвале стучат капли из труб, падая прямо в лицо
смешаны краски, танцуй наугад, восхищайся наощупь,
трогай глазами предметы в ее рукавах,
пока не уйдет ощущение праздника в гости внезапно
гитара в руках, на стене пикассо, поёт святозар
солнце встает
хотя бы дыши
клюковка любит тебя и передает привет из тайги — 2
взять бельевую прищепку, полтазика портвейна…
кто еще стучится в нашу вселенную?
100 грамм виски краски внесло в млечный путь
мамы-дельфины упрощают свои ультразвуки, замедляют темп, пока малыш не научится слышать
так и хочется сказать
я
тебя
люблю
клюковка тоже любит тебя и передает приветы тебе из тайги и тундры.
поцелуй ее от меня!
зубной эликсир капризничает, но нет никакого пафоса.
вот как тонко чувствует жизнь человек!
в десять часов сегодня уже стемнело.
детям детей
а завтра я буду в платье, которого нет
а завтра я буду гол как сокол парить в вышине
а завтра я буду пушка стрелять воробьев
а завтра я буду мандарин светиться на солнце
а сегодня в 4.15 я все-таки вылезу из маминого живота
еще один день
еще один день ничего не решает — ведь ты был уже битником,
ты был уже демоном, был уже гротом, данайцем и сволочью,
вот на пути твоем встал золотой карфаген и распался на катышки,
вот на груди твоей вырос шиповник и вышли из глаз полки,
вот чередою летят журавли и пищат крокодилы, прижатые дверью в астрал,
вот говорит заратустра: «кто, как не ты», и ты проплываешь еще три пятьсот в глазах ее на восток,
«дай мне побыть таким же, как я», — говоришь, и глотаешь слова, и ныряешь,
дышишь наощупь, бредешь по вагону вперед, но земля по-прежнему вертится — не устоять.
падаешь. пьешь ее звуки. дышишь теплом. качаешься по полу. спишь. запиваешь вином.
видишь во сне
всех, кто уснул и не спит, и не видит не зги, и влетает в окно,
как будто все ясно и так.
близкие так далеко, но с тобой им легко
и приятно. и вот
самолет
когтями скребет
землю,
чтобы земля застонала и отозвалась,
чтобы лететь и смотреть на нее свысока,
чтобы по-прежнему в море впадала река,
чтобы трава пробивала асфальт и бетонный колпак,
чтобы стянула с себя полотенце радуга и станцевала гопак,
чтобы мушка-дрозофила родилА богатыря,
и чтобы завтра снова проснулся я.
еще один день…
о том, как мир к василькову в гости пришел
и тут иван иваныч васильков почувствовал курс хвостатый кометы. на вкус она была синеглазой блондинкой в широкой юбке, и не смела глаза поднять от священного трепета перед ним в поле, когда гроза и гром гремит в небесах. но ритм ее выдавал совсем другую суть, и светился окненный шар, и голоса уносились в будущее в цифровых видах.
и когда комета падала, на ладошке появлялось маленькое облако, как будто в долине гейзеров выпадал снег и таял ровно пять секунд у нее на ресницах. в ногах была теплота, и несмотря на дождь за краем палатки, в ногах была теплота. в душе рождалось слово, и несмотря на пальцы под дождем на ногах, в душе была теплота. словно плеснул дядя семирукий в мир серебра, и трелью соловьиной пролилось оно под пол, и взошли цветы на стенах и пальмы.
— моя любимая, — подумал он. — я шел сквозь моря и океаны, и смотрел видео про черные дыры, и нарекал себя космонавт, и горбился под тяжестью ног своих, и плакал от ряби в глазах навзрыд. а она крутилась и вертится, до сих пор называет меня по имени-отчеству, намазывает на бутерброд и не знает, что я летаю вдоль. солнце было на пути моем, и я взял его, чтобы увидеть пальцы твои в волосах, и спел для него, и песня его была во мне.
— моя любимая, — подумал он. — я видел ястребов в вышине твоей, и летел за ними вслед, и стал как птица сам. я слышал жаворонка в поле твоем, и звал его на руку, и отпускал обратно, когда он домой прилетал. я трогал скелет в твоем шкафу за плечевой сустав, и прощал ему неведение, и так пока он в объятья ко мне не упал, и лишь тогда возвратил ему ребро наугад. Читать далее о том, как мир к василькову в гости пришел