Рубрика: Исторические хроники

— Сыночку, беги сюда, милый! — кричала бабушка резвившемуся в воде на солнышке Андрюше. — Беги сюда, я тебе что-то дам!
Андрюша сорвался с места, коротко и деловито бросив друзьям:
— Я ща.

— Пойдем в дом, — сказала ласково бабушка, пропихивая малыша в дверку погреба.
— Бабушак, но это же погреб!
— А что, чем не дом? Я же тебе рассказывала про дедушку, помнишь. А он целых тридцать три года в землянке войну пережидал…
Наклонив двадцатилитровую бутлю с виной, она налила стакан вина и протянула Андрюше.
— Пей.
…

Шел 86 год, цвела сирень, апрель выдался на славу.
Ежики потирали руки.

— Хрясь! — взмахнул поручик винтовкой.
— Хлысь! — шандарахнул поручик эфесом сабли.
— #$%^&* мать! — закричал поручик по-японски.
— *&^%$# бать! — закричал поручик по-эстонски.

И разбил-таки золотое яичко об вот-уже-и-лысую голову юного Максима Пешкова.

А все потому, что во времена оные ношение усов считалось исключительной привилегией военных.

— Товарищ Иосиф, — хитро прищурил и без того всегда прищуренные глаза Владимир, — а давайте разработаем план! А?
— Вах, ну нэ знаю, товарищ Ильич, я как-то смущаюсь так резко начинать преобразования в обществе. Вы же знаете Джугашвили — он всегда был сторонником толерантного, стихийного декадно-пошагового внедрения…
— Ну что вы, батенька, в самом деле, как красная девица!? Да какая разница, какое внедерение, ведь я и название уже для планчика придумал — гоэлро! Чувствуете, какая мощь, как звучит — сталью отдает звонкой и в то же время спираль явная прослеживается! Говорящие названия сейчас в моде.
— Вах, ну не знаю, товарищ Ильич… А вот лучше бы вы, товарищ Ильич, мне партийное имя придумали, раз вы такой гений и отец, а то вот уже и товарищи удивляются, что я без партийного имени который год с вами работаю…
— Вах да вах… Экий вы, батенька, вислоуслый да недалекий, пожурить даже не охота… Ну, будьте, к примеру, Сталиным — чтоб на меня похоже было, когда помру, ха-ха-ха!
— Вах, ну что вы такое говорите, товарищ Ильич…
— Да, и вот еще что — избавьтесь наконец от этой дурной привычки вечно повторять свое «вах!» Народ этого не поймет. А теперь давайте все-таки поговорим про гоэлро…
…

Так молодые строители коммунизма через некоторое время получили пакет ценных указаний партии и правительства и начали в ускоренном темпе строить Хатынь, Кузбасс и многие другие города и линии передач…

P.S.
— Товарищ Набалдян, а вы рисуйте, рисуйте, запечатлевайте сей исторический момент… Как это у него связаны руки? И глаза залеплены? Ай-я-яй, Иосиф, вечно вы со своими неумными шутками. Ну ничего, поручим эту картину товарищу Набалдяну, уж он-то ее непременно, с первого слова нарисует… Пойдем, печать поставим на место.

После этого люди, известные нам как Ленин и Сталин, действительно вышли из комнаты — в этой исторической правде художнику не откажешь. Один из них напевал популярную песенку «Две свечи, две светлых повести» композитора *** (ну вот привязалась же!). Второй, покачивая головой, тихо нашептывал мантру: «сталинсталинсталинсталин» — очевидно, силясь привыкнуть к незнакомому пока словообразованию. Телефон на столе наконец-то перестал безутешно звонить, взывая к связи.

Мальчики стояли перед пороховым складом, не решаясь достать спички. Можно было подумать, что никаких спичек у них вовсе не имеется, что стоят они здесь просто так, семечки, мол, щелкают, и вообще сторожевая овчарочка Альма усыпила себя сама кусочком колбасы пальцем пиханной, и охрана вся в казармах неподалеку стояла неслучайно запряженная, и кони… Но это не так, потому что мальчики готовились, и готовились основательно, и семечки запасли с сухарями, и спички у них были.

— Ай, да ну вас! – сказал решительно Костя, доставая коробок.
…

Так юный Циолковский поджег свой первый фитиль…

— Поймите, господа! — горячился Луначарский. — Скрипку нельзя вводить в оркестр пролетарских масс, это буржуазная культура и музыка, разлагающая красные основы бытия!

— Товарищи, — вступил в спор Шаляпин, — ведь это не критично, в ваших полных собраниях сочинений этот одинокий голос затеряется среди миллионов ему подобных. Давайте лучше обсудим мою арию Начальника Смены, в конце концов.

Подбежавший малыш (из семьи Станиславских, вероятно, расположившейся по соседству на лужайке), дернул Луначарского за рукав и заплетающимся языком, путаясь в именах и отчествах, произнес:
— Дядя Вова! А скрипач — не нужен…

Неожиданно для себя, все согласно кивнули головами и наконец-то начали обсуждать арию Начальника Смены.

— Товарищи! — задумчиво и нерасторопно говорил Ленин в трубку радио. — Наступит час! Когда и я уйду из этого вневременного континииума! Бессознательно прожитых в большинстве большинством большевиков и большевичек в их первичках и на собраниях коллективных хозяйств лет и в целях становления молодого красного государства потраченых партийных средств, оставшихся нам от бога, царя и отечества!

На этом позвольте закончить мое краткое выступление, и пожелать вам, работницы и крестьяне, вам, служащие и инвалиды, вам, комиссары ВЧК, активисты пионерских ячеек, пахари и лесорубы! Живите долго и счастливо, бывайте здоровы, а мы с Феликсом Эдмундовичем уезжаем в Финляндию на сходку.

В.И. щелкнул рубильником. Из-за шторы выглянула голова настоящего Феликса Эдмундовича.

— Все нормально, Вова, сейчас запись пересведем, немного почистим, подложечку прицепим, предлагаю переставить пару моментов местами, чтобы красивше звучало, и запустим. Гут?
— Ну хорошо, давайте уж, но побыстрее. И акцент не забудьте убрать.
— Ну обижаешь, Вован, ты же знаешь, что мы работаем чисто, не первый раз все-таки.
— Ладно, ладно. И в конце обязательно оставьте непонятный штришок какой-нибудь, чтобы было что в следующх сериях электорату объяснять…

…
Спустя всего лишь три с половиной десятилетия маленький мальчик Саша Лу*ашенко, отбившийся от отряда пионеров-проходимцев, сидел в сторожке на болоте и, затаив дыхание, слушал в записи такой знакомый до боли и уже ставший родным голос с небес. Именно радио послужило первотолчком Сашиной дальнейшей карьеры.