пымпымпым

Снизу вверх застучали соседи и заплакали, скрипки заплакали в фотоальбомах, хлеб колосился в небе, а небесный фольклор собирали энтузиасты-дервиши по ночам. звезды понатыканы в людях и сияют спокойным светом всю жизнь им свою долгожданную, и не грустят из-за обилия сумерек под окном, и не крутят колеса вперед, и не натыкаются на стрелки в метрономах, и не хрипят простуженным басом гнезда в тишине, и не жалеют себя вовсе — ведь и так все ясно, и так все безоблачно, и так все светится, и хлорофила полно. тому, кто видит, давно уже ясно, тому, кто слышит, давно уже грустно, тому, кто знает, давно уже светит.

а соседи все думают о своем и плачут.
а собака залаяла на снег и завыла.
а клен зашумел вслед носиками.
а мышка уснула.
а крышка упала.
а мовчiть микрофон.

а расписание поездов в астрал опубликовали наконец-то на сайте, и теперь любой желающий может билетик купить.

детям детей

а завтра я буду в платье, которого нет
а завтра я буду гол как сокол парить в вышине
а завтра я буду пушка стрелять воробьев
а завтра я буду мандарин светиться на солнце

а сегодня в 4.15 я все-таки вылезу из маминого живота

Океан Эльзы в Гродно

примерно так, ага…

''

но вообще концерт удался. видео-блокбастер-отжыг от «горьисполкомовского ведущего» попозже :)

еще один день

еще один день ничего не решает — ведь ты был уже битником,
ты был уже демоном, был уже гротом, данайцем и сволочью,
вот на пути твоем встал золотой карфаген и распался на катышки,
вот на груди твоей вырос шиповник и вышли из глаз полки,
вот чередою летят журавли и пищат крокодилы, прижатые дверью в астрал,
вот говорит заратустра: «кто, как не ты», и ты проплываешь еще три пятьсот в глазах ее на восток,
«дай мне побыть таким же, как я», — говоришь, и глотаешь слова, и ныряешь,
дышишь наощупь, бредешь по вагону вперед, но земля по-прежнему вертится — не устоять.

падаешь. пьешь ее звуки. дышишь теплом. качаешься по полу. спишь. запиваешь вином.
видишь во сне
всех, кто уснул и не спит, и не видит не зги, и влетает в окно,
как будто все ясно и так.
близкие так далеко, но с тобой им легко
и приятно. и вот
самолет
когтями скребет
землю,
чтобы земля застонала и отозвалась,
чтобы лететь и смотреть на нее свысока,
чтобы по-прежнему в море впадала река,
чтобы трава пробивала асфальт и бетонный колпак,
чтобы стянула с себя полотенце радуга и станцевала гопак,
чтобы мушка-дрозофила родилА богатыря,
и чтобы завтра снова проснулся я.

еще один день…

о том, как мир к василькову в гости пришел

и тут иван иваныч васильков почувствовал курс хвостатый кометы. на вкус она была синеглазой блондинкой в широкой юбке, и не смела глаза поднять от священного трепета перед ним в поле, когда гроза и гром гремит в небесах. но ритм ее выдавал совсем другую суть, и светился окненный шар, и голоса уносились в будущее в цифровых видах.

и когда комета падала, на ладошке появлялось маленькое облако, как будто в долине гейзеров выпадал снег и таял ровно пять секунд у нее на ресницах. в ногах была теплота, и несмотря на дождь за краем палатки, в ногах была теплота. в душе рождалось слово, и несмотря на пальцы под дождем на ногах, в душе была теплота. словно плеснул дядя семирукий в мир серебра, и трелью соловьиной пролилось оно под пол, и взошли цветы на стенах и пальмы.

— моя любимая, — подумал он. — я шел сквозь моря и океаны, и смотрел видео про черные дыры, и нарекал себя космонавт, и горбился под тяжестью ног своих, и плакал от ряби в глазах навзрыд. а она крутилась и вертится, до сих пор называет меня по имени-отчеству, намазывает на бутерброд и не знает, что я летаю вдоль. солнце было на пути моем, и я взял его, чтобы увидеть пальцы твои в волосах, и спел для него, и песня его была во мне.

— моя любимая, — подумал он. — я видел ястребов в вышине твоей, и летел за ними вслед, и стал как птица сам. я слышал жаворонка в поле твоем, и звал его на руку, и отпускал обратно, когда он домой прилетал. я трогал скелет в твоем шкафу за плечевой сустав, и прощал ему неведение, и так пока он в объятья ко мне не упал, и лишь тогда возвратил ему ребро наугад. Читать далее о том, как мир к василькову в гости пришел

ай, ловъю

старик сидел и рыбку ловил. «рыбка, ловись! рыбка, ловись!» — причитал, и она его иногда слушалась. подходила, брала крючок щупальцами, клала в рот его нежными губками и била хвостом в поплавок — мол, вот она я, возьми меня такой, какая я есть, полюби меня, старик, беленькую, полюби меня, старик, черненькую.

старик не выдерживал и тянул удочку вверх. нежно так тянул и бережно, выбрасывал рыбку на берег, садился с ней рядом и вздыхал. «вот еще одна попалась», — думал про себя, и гладил ее по подмышке. затем раскатывал газету на коленке и самокрутку крутил, отвернувшись. рыбка дышала тяжело, но была счастлива и била хвостом, задыхаясь.

— ммм? — говорил старик, свернув цигарку и предлагая рыбке затяжечку. но та молчала и только смотрела на него глазами влюбленными, не понимая.

— на! — говорил старик, и обдувал рыбку запахом жасмина из легких. Читать далее ай, ловъю

каракатица

и еще окошко небольшое на груди. когда она резко встает, окошко распахивается и темнеет в глазах. тогда она останавливается, опираясь на тумбочку, застегивает бретельку наощупь и пережидает прилив нежности к людям. так всегда бывает, когда она резко встает.

свет стекает по створкам жалюзи, стучит о пол, собирается в ведре и лужицами на полу, «никогда не сдавайся!» кричит и шепчет на ушко многозначительно формулы счастья. и когда вы заглянете в ответы в конце учебника, то и там увидите следы его и потеки. а в том окошке всегда светло, и ночью из него солнечные ключи бьют, потому что никто никогда и не думал его занавешивать.

ходят мимо пароходы мои и думают: «любовь, каракатица». ходят мимо ледоколы мои и думают: «свети, каракатица, свети». ходят мимо мамонты в поле, и даже им хорошо.

i'm just a girl born among the others…

— а ты излучаешь ультрафиолет?
— да, по запросу свыше.